глядит на меня, на Дункана, а потом снова на меня.
– Что происходит? – спрашивает она по-итальянски. – Это твой бывший? Парень с фотографии?
Я с усилием высвобождаю руку. На этот раз Дункан сдается и с выражением глубочайшего страдания закрывает лицо руками.
– Да. Свалился как снег на голову. Моя стерва-сестрица дала ему адрес. Я пытаюсь избавиться от него, но он не хочет уезжать. Ты не могла бы меня выручить? Сказать, что возникла непредвиденная ситуация с квартирой? Можно выдумать любую ерунду. Главное, такую, чтобы я срочно сорвалась и убежала с тобой.
Несколько секунд я жду, что Кьяра мне подыграет. Придумает какой-нибудь железобетонный предлог и вытащит меня отсюда. Она же моя подруга, она знает, что за тип Дункан. Но Кьяра лишь пристально смотрит на меня. Я узнаю этот взгляд, с таким же недоумением она смотрела, когда я пыталась объяснить, почему вышла за Дункана, почему так долго оставалась с ним.
– Предполагалось, что на этой неделе ты живешь у Марко. Или я что-то перепутала?
– Нет, не перепутала. Но я вернулась к себе – просто чтобы постирать белье и, м-м, поднять себе настроение. – Я так нервничаю, что мой итальянский меня подводит. – Я не знала, что он приедет, и заказала пиццу, но это была не пицца. Это был он. Я не могу прогнать его и не знаю, что делать. Поэтому я прошу у тебя помощи. Помоги мне, пожалуйста.
Кьяра переводит взгляд со сгорбившегося в жалкой позе Дункана на меня.
– Не поняла. Я думала, ты порвала с ним несколько месяцев назад.
– Да! Да, я с ним порвала, но он… не хочет с этим смириться. – Выходит неубедительно, Кьяра явно не верит мне, да и сама я начинаю думать, что мои слова мало похожи на правду.
Кьяра с искренним сожалением качает головой, и это почему-то кажется мне плохим знаком.
– Прости, Тори, но все это выглядит очень странно. Я вижу, что ты чем-то очень расстроена. Мне хотелось бы верить тебе, очень хотелось бы. Но… – Она вздыхает. – Марко – мой лучший друг. Ты это знаешь. И вообще то, что сейчас происходит, не кажется мне честным по отношению к Марко. Я хотела бы помочь тебе, но не могу, у меня совесть будет нечиста. Тут я на стороне Марко, и мне придется все ему рассказать. Прости. Удачи.
– Погоди… – начинаю было я, но Кьяра поворачивается и шагает прочь.
– Извини. – Дункан выпрямляется и потирает лицо. – Я поставил тебя в неловкое положение перед твоей подругой.
– Ничего. – Да уж. Ничего хорошего. Мне больно, я страшно устала. Все бессонные ночи, вся нервозность и страх, кажется, разом наваливаются на меня, накатывают волной. – Она не подруга. То есть подруга. Но она близко дружит с…
– С ним. С мистером Лаймовым Лосьоном.
– Да.
– Тогда, думаю, всему конец.
Дункан говорит это как бы между прочим, но в его голосе звучит тихое удовлетворение. Тут-то моему терпению и приходит конец. Я достаю кошелек, бросаю десять евро на стол и прижимаю бумажку тарелочкой с пирожным.
– У тебя завтра самолет, так?
– Не понял…
– Я сказала – у тебя завтра самолет. Ты говорил, что взял билеты на самолет. – Я отодвигаю стул и встаю. Вскидывая сумку на плечо, я смотрю Дункану в глаза. Дункан отвечает изумленным взглядом.
– Н-ну да. Завтра утром. Я тебе объяснил, что…
– Отлично. Значит, тебе надо где-то переночевать. Ты не распаковал вещи?
– Э-э…
– Ну, неважно. Подожди здесь. Я схожу за твоими вещами, а потом мы найдем тебе гостиницу. Здесь это не проблема.
– Что значит «гостиницу»? – хмурится Дункан. – Я останусь у тебя.
– Нет! – Я утрачиваю всякую осторожность, теряю остатки дипломатичности. – Я хочу, чтобы ты покинул мою квартиру. Не надо было тебя даже впускать. Я сказала – подожди здесь, – рычу я, завидев, что он поднимается на ноги.
– Тори, не горячись, – говорит Дункан, не повышая голоса, но страдальческие интонации исчезают, возвращаются снисходительность и презрение, от которых я всегда чувствовала себя пристыженным ничтожеством. Но в этот раз номер не проходит. В этот раз знакомые интонации меня бесят. – Я имею право находиться там, где хочу. Согласна? Не нужно закатывать скандал.
– Нет, нужно! К тому же никакой это не скандал. Я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
– Тори. – Дункан приближается ко мне и кладет руку мне на плечо. Я отшатываюсь. Люди за соседними столиками начинают перешептываться, прохожие на тротуаре замедляют шаг и оборачиваются.
Дункан тоже это замечает, он гримасничает, как бы говоря: «Извините, мы с ней просто…» – и берет меня за руку. Я хочу вырваться, но тело мое словно оцепенело.
– У тебя истерика, тебе надо успокоиться. – Тон у него почти ласковый. – Я даже готов простить тебя за то, как ты со мной обошлась. Но сначала мы вместе поднимемся в квартиру и обсудим все как следует, наедине, как разумные люди. Хорошо?
Дункан не отрываясь смотрит на меня, его пальцы сжимают мне руку, как клещи. Я могу только злобно таращиться на него в ответ. И тут из бара, крича и потрясая телефоном, вылетает Элиза:
– Оставьте ее в покое! Немедленно оставьте ее в покое – или я вызову carabinieri!
Дункан хмурится:
– О чем это она?
– Я вызову полицию. – Элиза взмахивает телефоном.
Дункан отцепляется от меня и быстро пятится.
– Ну-ну, – бормочет он. – Мне кажется, вы неправильно поняли. Моя жена очень расстроена, я пытался успокоить ее. Вот и все.
– Ma che stronzate! – цедит Элиза, и Дункан в недоумении смотрит на нее.
– Она говорит, что это чушь, – услужливо переводит какая-то американка.
Начинают собираться зеваки.
Элиза поворачивается ко мне и отчетливо по-английски спрашивает:
– Ну что, вызывать полицию? Ты только скажи.
Я оглядываюсь на Дункана. Лицо у него багровое, и нас уже снимают на телефоны человека три, не меньше.
– Не надо, – говорю я. – Пусть побудет здесь, пока я схожу за его барахлом. Если он тихонько отвалит отсюда и никогда больше не будет выносить мне мозги, карабинерам про него, я думаю, сообщать необязательно.
По толпе проходит рябь смешков. У Дункана такой раздосадованный вид, что сердце радуется.
– Конечно, – отвечает он. – Разумеется. Все нормально.
– Сидеть! – рявкает Элиза.
Дункан падает на ближайший стул и угрюмо пялится на собственные ботинки.
– Что я такого сделал? – ворчит он, ни к кому не обращаясь. – Не понимаю, из-за чего шум.
* * *
До ухода Дункана я держусь неплохо, а он под конец еще ноет, что я обещала помочь ему с отелем. Потом я выпиваю две чашки кофе, с благодарностью слушая утешения Элизы: дескать, Марко все поймет,
